Попало или мимо. О спектаклях Бутусова.
В спектаклях Бутусова поток разнообразных и контрастных воздействий на наши эмоции и сознание через соединение порой противоречивого — музыку, спецэффекты, танцы и пластику, голоса и крики, свет и темноту — это не нужно понимать головой, воздействует через чувства.

Такое воздействие очень тонкое и капризное. Поэтому порой оно попадает и по нарастающей доводит до потрясения и наслаждения, а порой — всё мимо и мимо. Пример первого — «Бег» в Вахтанговском, второго — «Сны об осени» в Ленсовете.
Два увиденных недавно спектакля снова это подтвердили. «Чайка» в «Сатириконе» все четыре с лишним часа восхищает, удивляет, смешит, трогает, попадает! В финале четвёртого акта поймал себя на мысли: хочется, чтобы это не кончалось, смотреть и смотреть… Я в восторге: от режиссуры, эффектов, актёров (особенно, Стеклова и Осипов), музыки, игры с текстом… Притом, попадание — не только в меня. Со мной смотрели три девушки из Болгарии и России — и у них подобные ощущения. Хотя часть зала и уходила в недоумении: «Что это такое?» — они пытались понять это головой — к спектаклям Бутусова это не применимо. В конце — наши бурные аплодисменты и крики «браво» от нас — от тех, в кого это попало.
Обратный эффект от «Макбет. Кино» в Ленсовете. Те же четыре часа выдержать крайне тяжело. Особенно первые два акта: шумно, не стыкуется, надрывно, затянуто и всё мимо, мимо, мимо… И всё же в конце третьего акта (вспоминается подобное в конце второго действия в «Добром человеке») начало складываться и трогать. И четвёртый акт зажил, захватил, нас соединил. В чём-то это связано с игрой актрисы, играющей леди Макбет. У неё однообразно хриплый голос и надрывная монотонная манера игры — это утомляет и разочаровывает. Но она при этом пластически выразительна. То есть тот случай, когда не нужно открывать рот, а только двигаться. Умный режиссёр в четвёртом акте забрал у ней текст и дал ей возможность только танцевать в конце (хотя повторение этого приёма снизило эффект финала). А также действие задышало потому, что режиссёр прекратил давить на нас громкостью, агрессивностью и надрывностью повторяющихся приёмов, и начал создавать что-то человеческое, неспешное, насыщенное и живое… В целом четвёртый акт сложился и реабилитировал весь спектакль. И, кстати, кто-то рядом со мной кричал «браво» — ему повезло.
Так как я смотрел немало спектаклей Бутусова, и он по-прежнему мне интересен, сделал для себя несколько выводов:

 — лучше всего ему удаётся «человеческий» материал — Булгаков и Чехов, где есть чему и кому сопереживать, его приёмы усиливают и оголяют эмоциональность материала, а потому потрясают и волнуют меня,

 — хуже всего — Шекспир, так как схематичность шекспировских сюжетов и характеров, устаревшая и архаичная тематика этих пьес, невозможность мне, как современному человеку, сопереживать происходящему на сцене — то есть наложение схематичной режиссуры на схематичность драматургии — порождают тяжёлые искусственные и мало жизненные театральные конструкции,

 — интересно, что его Брехт — как бы посредине: или всё мимо («Кабаре Брехт»), или сначала натужное и нестыкующееся действо, но потом всё соединяется и к концу оживает и эмоционально трогает («Добрый человек») — проверю это скоро на «Барабанах в ночи»,
- лучше спектакли Бутусов делает в Москве, самые неудачные и неживые — у себя в Питере в Ленсовете. Почему так — отдельные размышления…

Почему продолжаю смотреть работы Бутусова? Именно из-за этой непредсказуемости их воздействия. Это единственный известный мне режиссёр, где я испытываю такие перепады чувств: от полного разочарования до восторга и слёз. И потому я вновь иду на его спектакли в надежде, что сейчас всё сложится и попадёт в меня, как в непредсказуемое театральное путешествие