Первые пятьдесят лет
Мне близок современный театр — его язык и соединённость с жизнью. После того, как в конце девяностых я ушёл из театра, где жил как актёр и режиссёр семнадцать лет, я несколько лет в театр не ходил, потому что в нём мне было скучно. Театр, особенно традиционный классический, я воспринимал как явление искусственное мёртвое и оторванное от жизни. Жизнь была намного интереснее. Или кино, или, тем более, психологические тренинги — они, а не театр, соединялись с жизнью.

Но несколько лет назад, в начале десятых, я снова вернулся в театр. Мне снова стало интересно его смотреть. Я вновь почувствовал его связь с жизнью. И именно в современном, не старом, театре. Это современные драматургия, инсценировки, интерпретации. Это молодые режиссёры. Это то, что живое, что рождается сейчас. То, что дополняет нашу жизнь или делает её по-новому живой, концентрированной, прочувственной и осмысленной. Театр и жизнь снова соединились.

В начале восьмидесятых двадцатого века, ещё студентом, я впервые прочитал Маркеса, его «Сто лет одиночества», а затем и других латиноамериканцев. Это было сильнейшее потрясение, страсть, поток, поглотившие меня и увлекшие в иную жизнь и мир «магического реализма». С тех пор, кроме гениального Кундеры, которого я открыл позже, ничто со страниц книг не могло уже так влиять и волновать меня. Жизнь казалось интереснее печатных текстов.

И вот, сейчас «Сто лет одиночества» Маркеса и современный молодой театр встретились в спектакле Перегудова на гитисовском курсе женовачей. И Маркес, и Макондо, и семья Буэндиа, их жизни и смерти вновь ожили для меня в молодых лицах и телах, театральных образах и трюках, струйках воды и лучах света, коротких фразах и быстрых переходах, удивлении и смехе, эмоциональных прорывах и наивности игры — другие, не такие, какими я представлял их ранее, читая и воображая тот магический мир. Но эта жизнь — новый мир десятых двадцать первого — по-новому трогателен, интересен и снова увлекает меня.

Сначала я посмотрел версию «Первые сто страниц» (два акта), потом — «Первые пятьдесят лет» (добавился ещё акт). Теперь в ожидании продолжения… При новом просмотре я обновляю увиденное ранее и открываю новое. Как будто пересматриваю жизнь и дополняю её.

Я — зритель, смотрю: симпатичные ребята — актёры, динамичная и изобретательная режиссура — всё так… А все ощущения обостряются и преображаются, так как сижу я в знакомом родном зале ГИТИСа и гляжу на сцену, где на рубеже восьмидесятых-девяностых студентом сам ставил «Отелло», «Бесприданницу» и «Тёмные аллеи» и играл в дипломной захаровской «Женитьбе», сижу рядом со своей дочкой, родившейся уже после этого. И в этот момент соединяются восьмидесятые — девяностые — нулевые — десятые, очарования, разочарования и новые обретения, жизнь и театр, Макондо и Москва — мои первые пятьдесят лет одиночества и соединенности с потоком вечно меняющегося мира