Спектакли Бутусова смотреть не легко. Нужно быть терпеливым и знающим.

Часть его работ давят, излишни по средствам, стреляют мимо и потому разочаровывают (чаще это его питерские спектакли). А часть — шедевры, разрывающие душу («Бег» или «Чайка»), за которые всё прощаешь и снова идёшь на Бутусова с надеждой.

Большинство же его спектаклей сначала смотреть трудно: режиссёр вываливает на тебя избыток придумок, приёмов, образов, музыки, движений и технологий — и это поначалу не складывается, раздражает или утомляет. Но к концу первого или началу второго акта всё начинает соединяться, попадать, складываться, и к финалу втягивает, восхищает, волнует, запоминается.

Новый бутусовский «Дядя Ваня» — яркий тому пример. Его первый акт просто надо перетерпеть. Излишнее монотонное нагнетание скорее утомляет и усыпляет, чем рождает отклик и сопереживание. Тот, кто к этому не привык, покидал театр в антракте. Но с начала второго акта давление прекратилось, актёры и сцены задышали, посеянное в первом акте стало прорастать, ритмы меняться, возник юмор и стали читаться смыслы — и публика тут же откликнулась смехом, эмоциями, пониманием и сочувствием.

Слегка портил дело невнятный и стандартный исполнитель роли Астрова, но яркость, убедительность и неоднозначность других актёров спасали действие, через нервозность и синкопы воплощали остроту режиссёрского рисунка. И прежде всего феерический Мигицко (Серебряков).

А диалог Елены Андреевны и Сони на фоне плачуще-жующего Войницкого, а также финал с упавшим дядей Ваней и отчаянно шагающей Соней, повторяющей как молитву: «Мы отдохнём» — это то, ради чего и нужно идти в театр. Ради чего, понимая, что подобное искусство — это «как повезёт», и «попало» или «не попало» — я снова и снова с надеждой и предвкушением иду на спектакли Бутусова.