О наготе. Часть вторая
Искусство наготы
Мне близок принцип: «Одет — когда необходимо, обнажен — когда возможно».
Сейчас я сижу за компьютером, набирая этот текст, и я — в одежде. Почему? В комнате холодно. И на занятия свои я прихожу в одежде, потому что, если (даже по жаре) я пойду обнаженный по улице (что очень удобно, если жарко), мне не дадут дойти до зала, где я провожу свои тренинги. Создастся конфликтная ситуация, на которую я и другие люди будут тратить энергию и время. Возможны и санкции против меня со стороны правоохранительных органов. Нужно ли это мне и окружающим? Вряд ли. И именно поэтому я в одежде. А не потому, что мне стыдно и я не могу этого сделать. Пребывание в одежде (прикрытие на время интимных и иных частей моего тела) — это мой выбор. Но я могу выбрать и осуществить и другое — когда возможно.

Иногда слышу заявление: «А для чего раздеваться?» —На что резонно ответить встречным вопросом: «А зачем одеваться?».
Ведь не нагота требует оправдание, а одежда. Что первично: нагота или «одетость»? Каждый из нас обнаженный под одеждой. Как и обнаженный без одежды. Одежда служит конкретным целям: согревает (если холодно), защищает от вредных воздействий (в сталеплавильном цеху, например), украшает (не всегда), показывает материальный достаток (кому это важно) и социальный статус ее обладателя (милиционер или врач) — и в этих случаях ее ношение оправдано и разумно.
Но немалое количество времени мы носим ее, потому что «так принято» в нашем окружении, потому что нам «стыдно» быть без одежды, потому что «привыкли», и без неё уже непривычно и дискомфортно, потому что, так кажется, «безопаснее»…Это свойственно всем нам. Ничего страшного в этом нет, с одной лишь оговоркой: если, конечно, не порабощает нас и не мешает нам раскрыться в те моменты, когда нагота является желанной.

Ведь если я что-то прячу, укрываю, боюсь или не решаюсь показать, то постепенно утрачиваю связь с этой частью себя. Я меньше чувствую эту часть, хуже ею управляю, она теряет чувствительность, становится инородным телом внутри меня. Результат — куча проблем, связанных с этой частью, психологических и физических. И поэтому именно в отношении к своему телу больше всего проявляется наша зависимость от стереотипов, наши страхи и недовольство собой. Прикрывая и защищая тела, я усугублю эти проблемы, пряча и защищая их. Открываясь и обнажаясь, я начинаю их решать и освобождаться от них.
Многие ограничивают себя в наготе представлением о том, что они не красивы и не совершенны. Одеваясь, они прячут это несовершенство, только усугубляя его (прежде всего, в своей голове). Обнажаясь, и наблюдая других обнажённых людей, мы видим, как мы индивидуальны и не стандартны, и это хорошо прочищает мозги от набившегося туда мусора и придумок, о неких искусственных «образцах» и нашем несоответствии им. Прежде всего, мы раздеваемся для себя! Для своего удовольствия, чтобы чувствовать себя свободным, чтобы именно чувствовать всем своим телом… Кстати, следствием этого, я заметил, становятся изменения в теле, делающие его гармоничным. Оно как бы отвечает нам взаимностью на нашу любовь к нему и нашу заботу о нём.

Для современного человека, привыкшего быть в одежде, нагота, и притом нагота в окружении других людей — это уже особое состояние. Для нас обнажиться — это совершить акт доверия. Это действие, при котором мы переходим через своим границы, через свои страхи и предубеждение. Это раскрытие себя навстречу партнёру, людям, миру. Я как бы телом говорю: «Я не боюсь вас. Я не боюсь быть таким, какой я есть. Мне нечего скрывать. Я есть я». И в этом терапевтический и оздоровительный эффект обнажения. Освобождение от одежды меняет не только тело, но и нашу голову.

Нагота — это ещё и необходимая основа секса. И в первую очередь, нагота половых органов.
Потому что обнажение других частей тела, кроме именуемых «сексуальными» в нашем веке уже более привычно и не связывается с сексом. А вот обнажённые груди, лобок и половые органы у женщин, член у мужчин — именно это боятся или воздерживаются показывать «до последнего». Но именно их показ и раскрытие символизируют нередко начало самого секса. Конечно, есть формы занятий сексом и в одежде. Но это лишь дополнение, как форма игра. И всё же, никуда не денешься, то, что сокрыто, открываешь. В сексе нагота первична.

Для современного человека, воспитанного в условиях ограничения и регламентации наготы, обнажение — это уже не «просто раздеться», а некий особый акт, действие, в котором заключено больше, чем просто «снять одежду». Как и секс в целом, сексуальная нагота (то есть полная нагота) — это человеческое действие, акт искусства. Животные этим не озабочены, им нечего снимать. Для них нагота — естественна. Для нас она такой во взрослом состоянии быть уже не может. И потому быть обнаженным так, чтобы это доставляло удовольствие, чтобы это не сковывало, а раскрывало нас, чтобы это стало частью искусства секса, большинству из нас уже надо учиться. Чтобы достичь той легкости и свободы, когда ты уже не думаешь, нужно или нет быть обнаженным, и как это оценят другие. Когда быть обнаженным здорово, потому что это сексуально, удобно и приятно.

Как тело становится лицом
Что происходило на протяжении истории с отношением к наготе человеческого тела? Сужались временные и пространственные границы, когда тело могло быть открытым. А потому оно теряло свою чувствительность и выразительность. Постепенно общепринятыми частями тела, открытыми в обществе, стали лицо и кисти рук. Потому их язык достиг такой выразительность, так как выразительность и возможности всего тела сконцентрировались на этом ограниченном участке.

Вы заметили, что жанр портрета был мало популярен в Древней Греции и не достиг особых высот выразительности? Культ обнаженного тела, который процветал некоторое время, позволял показывать и изображать тело целиком, и потому тело было так выразительно, а лицо было лишь частью портрета всего человека. Вспомните известные античные скульптуры. Это обнаженные люди, изображенные не по частям, а целиком. Кстати, знаменитые «фиговые листики» на гениталии античных героев лепились в более поздние времена стыдливыми христианами — древним грекам такое «глумление» над телом и в голову прийти не могло. Но постепенное давление на свободу наготы начиналось уже и в позднюю эпоху античности, а тем более в период расцвета христианства и ислама. Обнаженных изображений становилось все меньше, портрет приобретал все более индивидуальные черты и сужался до размеров бюстов и лиц (в исламе изображение человека вообще оказалось под запретом). И каких высот достиг портрет в те эпохи господства христианства, когда нагота оказалась практически под запретом!

Интересный случай описывает Максимилиан Волошин в своей статье «Лицо, маска и нагота» (М. Волошин. Лики творчества. Л.: Наука, 1988). Во время своего путешествия Чарльз Дарвин посетил Огненную Землю. Было холодно. Дарвин дрожал, закутавшись в шубу, а рядом с ним шел голый местный житель.
«— Как это вам не холодно? — спросил Дарвин.
 — А твоему лицу холодно? — отозвался туземец.
 — Нет.
 — Ну, так у меня везде лицо.
Это больше чем ответ. По сути, сказано: «Мне не холодно, потому что я все свое обнаженное тело чувствую так, как ты свое лицо».
Можно перефразировать этот вопрос: «Почему тебе не стыдно быть голым?» — «Потому что лицу не стыдно. А у меня везде лицо».

Стыд — это порождение более глубокого чувства — страха. Это проявление нашей зависимости от моральных норм, которые нам навязывают или которые мы принимаем, от общества и окружения, которому мы подчиняемся. Это страх перед оценкой других (даже воображаемых).
Если относиться ко всему своему телу — и носу, и глазам, и рукам, и груди, и половым органам — как к Лицу, то есть выражению нас целиком, то нет повода для стыда, связанного с наготой. Мой член, мои соски, как и мои глаза и уши, — это я, это часть меня. Стыдясь их, я тогда стыжусь самого себя. Скрывая их, я скрываю часть себя. Я привыкаю быть закрытым. И тогда в те моменты, когда я хочу открыться, я уже не могу этого сделать. Начинается этот процесс (по крайней мере, можно это проследить) на уровне тела, а укореняется и в сознании, и в подсознании, проявляется в наших действиях, реакциях, чувствах. И для того, чтобы открыть себя (в том числе и свое тело), мне надо уже перешагивать через что-то, бороться с чем-то в себе. Это отнимает силы, внимание, уменьшая наши возможности отдаваться тому, что с нами происходит в момент сексуального творчества, наслаждаться и дарить наслаждение, открывать новое и расширять свои возможности.

Нагота — проявление дикости или высокой культуры?
Есть мнение, что свободное отношение к наготе свойственно наименее развитым людям и народам, а культурный человек как раз этого и не приемлет. И в этом его культурность! Так ли это?
Заглянем в глубь веков. Античный культ наготы (в Афинах и Спарте) возник уже после того, как до этого на той же территории существовала культура, в которой нагота не культивировалась. То есть такое отношение к наготе было искусственно создано, и до сих пор этот период истории и эту культуру многие представляют, как образец высокоразвитого и гармоничного общества.
Интересно, что и многие представители тех диких народов, которых считали отсталыми, и где нагота принималась как «само собой разумеющееся», долгое время в сексуальном плане дали бы фору представителям «цивилизованного мира» — и в умениях, и в знаниях, и в способностях в этой области. В этом отношении диким скорее всего можно было бы назвать не их.

Интересно, что в наше время доброжелательное и толерантное отношение к наготе свойственно прежде всего людям более развитым в культурном и умственном отношении. Те, кто создавали так называемое «движение нудистов» и поддерживали его, по преимуществу относились к интеллигенции и студенчеству. И до сих пор образовательный и культурный уровень натуристов — сторонников публичной наготы — выше, чем среднестатистический. Кстати, среди нудистов крайне мало тех, кто «ближе к земле» — крестьян, например, или представителей низко образованных слоёв. Свободное отношение к наготе более всего распространено в крупных городах среди городских жителей, и это свойственно в основном высокоразвитым странам, где общий уровень культуры и образования наиболее высокий.

Сексуальность наготы
Не стоит идеализировать степень свободы современных нудистов, именуемых также «натуристами» (что подчеркивает «природность» их идей и действий). Я сам отношусь к их числу, и эти люди мне очень симпатичны. Они сделали важный шаг — к приятию своей наготы и наготы окружающих. Они добились того, что на земле стало больше мест, где человек может отдыхать и жить без одежды, не опасаясь гонений и осуждения. Но и у натуризма, как движения, есть свои «моральные» самоограничения, которые становятся всё заметнее. Их лидеры стараются не ссориться с теми, кто имеет власть и определяет «моральные нормы» (я их понимаю, так как они взяли на себя ответственность за благополучие своих организаций). И потому они вынуждены настойчиво подчеркивать и демонстрировать асексуальность наготы. Благодаря этому натуризм, с одной стороны, получает легитимность в развитых странах, но, с другой стороны, вынужден за это «платить», а потому превращается в движение стариков, для которых, действительно, нагота такой и становится. И во всех вопросах, касающихся секса и его откровенных проявлений, те, кто представляет натуризм, вынуждены порой публично повторять все те же предубеждения, мифы и моральные установки, которые господствуют и в одетом обществе. Подчёркивается дружественность, доверительность, родственность и безопасность наготы. Поэтому никакой серьезной угрозы общепринятым «общественным» моральным нормам традиционный натуризм давно уже не несет.

Для большинства же людей — молодых или сексуально активных любого возраста — в наготе и обнажении, конечно же, заключен не только дружественный, но и сексуальный мотив. Я заметил, что взгляд абсолютного большинства людей, когда они видят впервые чьё-то обнаженное тело, прежде всего останавливается на половых органах и на груди (или скользит по ним, если человек не хочет этого показать) — то есть на тех областях, которые обычно сокрыты. И нагота этих частей тела возбуждает, так как дает материал для фантазий. Игнорировать это или бороться с этим — бессмысленно. Нагота для современного человека, думающего о сексе, сексуальна. И в этом честность наготы.

Нагота, как и секс, сами по себе нейтральны. Они становятся тем, что мы о них думаем, какими чувствами и мотивами наполняем, и как их используем. Нагота может быть асексуальна в туалете или на приеме у врача (и то не всегда), но если наши мысли и фантазии направлены на получение удовольствия и сексуальное общение, то она сексуальна. Обнажение может стать способом унижения или способом заработать деньги, насладиться собой или узнать новое о человеке, повысить свою чувствительность или принести пользу своему здоровью, манипулировать или полностью открыться кому-то. Как мы ее используем, зависит от нас.

Пересмотр своего отношения к наготе бесполезен без изменения своего отношения к сексу и своей сексуальности. Точно так же невозможно изменить свое отношение к сексу и раскрыться творчески в нем без принятия наготы и своего раскрытия через нее. Освобождение тела — это освобождение нашей сексуальности, культ наготы — это культ здоровой сексуальности, свободное тело — это творческое тело. Любовь к своему обнажённому телу — это проявление любви к себе. Удовольствие быть обнажённым — это удовольствие быть собой и ощущать себя живым. Возможно, это и есть наиболее полное выражение самой жизни.