Во мне нет еврейской крови. Совсем. Я пытался найти – не смог. Но люди, оказавшие на меня самое сильное влияние в жизни – евреи.
Кто-то из них недавно ушёл: любимый музыкант и пример для подражания Леонард Коэн, режиссёр и учитель Марк Захаров, и, не верится, Михаил Жванецкий, педагог по вокалу Марина Петровна Никольская и художник Илья Кабаков...
Кто-то, к счастью ещё жив и здравствует... Список велик, всех и не перечислишь...
Так большинство наиболее значимых для меня учителей - в школе, Щепке и ГИТИСе, и просто по жизни – евреи, и можно сказать, как личность я сформировался в среде московской еврейской интеллигенции. И среди них много моих друзей, бескорыстно помогающих мне по жизни.
Притом сама традиционная национальная и религиозная еврейская культура мне чужда и не вызывает никаких откликов. Более того, я никогда не задумывался и даже не знал о еврейских корнях многих людей, общение с которыми было для меня важным, если только об этом не говорила явно их фамилия, не сказали они сами или «знающие» люди. Обнаруживал это потом, когда уже был ими увлечён. И сейчас, анализируя жизнь, понимаю, что представители именно этого народа оказали на меня в жизни наибольшее влияние, за что я им так благодарен.
Почему? Я понимаю, что самыми близкими мне оказались не национальные еврейские мыслители, а именно те, кто растворились в той культуре: русской, американской, европейской – где родились и жили. И как-то смогли её глубоко понять, ею пропитаться и ее выразить, что не удалось многим с «родной кровью».
При этом они, думаю, всё равно были не совсем «своими», в некотором роде, «избранными» и больше общались с такими же. Меня удивляло, например, в «Подстрочнике», что Лиллиана Лунгина жившая в СССР, среди своих друзей упоминала в основном еврейские имена, что потом я невольно замечал и в рассказах других моих учителей. Притом, многие из них, и я им верю, говорили, что национальность для них тогда не имела никакого значения, о ней они не думали и жили, как и все вокруг. Это только потом стали уезжать в Израиль, а позже возвращаться обратно – на родину, сюда.
Возможно, это соединение погружения в культуру и «инаковости» в сочетании с особым кругом общения, и даёт такой удивительный эффект понимания, сопереживания и отстранённости, что позволяет родить необычное неочевидное и творческое. И что не всегда удаётся совместить тем, у кого «чистая» кровь, кто здесь хозяин и полностью «свой». Для этого нужно попасть в подобную ситуацию: свой и чужой.
А лично для меня это оказалось привлекательным, потому что я не чувствую себя полноценно ни русским, ни украинцем, хотя во мне текут эти две крови, и, конечно, ни евреем. В этих культурах я ощущаю себя и своим, и чужаком. Мне интересны такие «особые» и «избранные», к которым, вероятно, тоже хочется принадлежать. И мне они видятся вне одной нации, одной культуры, одной веры и идеологии.
Та еврейская интеллигенция, что мне близка, оказалась, в силу развития истории прошлого века преимущественно такой. И, возможно, сейчас, чтобы быть среди развитых людей, говорящих на разных языках и понимающих друг друга на каком-то особом, уже не важна «кровь». Она у нас уже перемешана. И соединяет нас не кровь, а нечто иное, что чувствуется и откликается.
Но что это? Возможно, ответ на это вопрос, многое прояснит.
Кто-то из них недавно ушёл: любимый музыкант и пример для подражания Леонард Коэн, режиссёр и учитель Марк Захаров, и, не верится, Михаил Жванецкий, педагог по вокалу Марина Петровна Никольская и художник Илья Кабаков...
Кто-то, к счастью ещё жив и здравствует... Список велик, всех и не перечислишь...
Так большинство наиболее значимых для меня учителей - в школе, Щепке и ГИТИСе, и просто по жизни – евреи, и можно сказать, как личность я сформировался в среде московской еврейской интеллигенции. И среди них много моих друзей, бескорыстно помогающих мне по жизни.
Притом сама традиционная национальная и религиозная еврейская культура мне чужда и не вызывает никаких откликов. Более того, я никогда не задумывался и даже не знал о еврейских корнях многих людей, общение с которыми было для меня важным, если только об этом не говорила явно их фамилия, не сказали они сами или «знающие» люди. Обнаруживал это потом, когда уже был ими увлечён. И сейчас, анализируя жизнь, понимаю, что представители именно этого народа оказали на меня в жизни наибольшее влияние, за что я им так благодарен.
Почему? Я понимаю, что самыми близкими мне оказались не национальные еврейские мыслители, а именно те, кто растворились в той культуре: русской, американской, европейской – где родились и жили. И как-то смогли её глубоко понять, ею пропитаться и ее выразить, что не удалось многим с «родной кровью».
При этом они, думаю, всё равно были не совсем «своими», в некотором роде, «избранными» и больше общались с такими же. Меня удивляло, например, в «Подстрочнике», что Лиллиана Лунгина жившая в СССР, среди своих друзей упоминала в основном еврейские имена, что потом я невольно замечал и в рассказах других моих учителей. Притом, многие из них, и я им верю, говорили, что национальность для них тогда не имела никакого значения, о ней они не думали и жили, как и все вокруг. Это только потом стали уезжать в Израиль, а позже возвращаться обратно – на родину, сюда.
Возможно, это соединение погружения в культуру и «инаковости» в сочетании с особым кругом общения, и даёт такой удивительный эффект понимания, сопереживания и отстранённости, что позволяет родить необычное неочевидное и творческое. И что не всегда удаётся совместить тем, у кого «чистая» кровь, кто здесь хозяин и полностью «свой». Для этого нужно попасть в подобную ситуацию: свой и чужой.
А лично для меня это оказалось привлекательным, потому что я не чувствую себя полноценно ни русским, ни украинцем, хотя во мне текут эти две крови, и, конечно, ни евреем. В этих культурах я ощущаю себя и своим, и чужаком. Мне интересны такие «особые» и «избранные», к которым, вероятно, тоже хочется принадлежать. И мне они видятся вне одной нации, одной культуры, одной веры и идеологии.
Та еврейская интеллигенция, что мне близка, оказалась, в силу развития истории прошлого века преимущественно такой. И, возможно, сейчас, чтобы быть среди развитых людей, говорящих на разных языках и понимающих друг друга на каком-то особом, уже не важна «кровь». Она у нас уже перемешана. И соединяет нас не кровь, а нечто иное, что чувствуется и откликается.
Но что это? Возможно, ответ на это вопрос, многое прояснит.